Долгий, трудный день казался бесконечным. Баффи устала настолько, что диск заходящего за горизонт солнца расплывался перед глазами, а все тело ломило так, словно по ней проехался маленький паровоз. Голова кружилась, в висках звенело, а все мысли занимала одна лишь мечта: добраться до постели и закрыть глаза.
Она приняла теплый душ, завернулась в большое махровое полотенце и, едва передвигая ноги, босиком прошла в спальню. Упала на прохладную простыню, разметав по подушке длинные белокурые пряди, и отдалась в объятья Морфея. Постепенно напряженное лицо девушки расслабилось, став по-детски беззащитным, ресницы затрепетали, отбрасывая тень на щеки, а на лоб упал пушистый завиток волос. Она спала, улыбаясь чему-то во сне, трогательно посапывая носом и соблазнительно выпятив припухшие губы.

Мужская ладонь коснулась ее обнаженного плеча и, медленно сдвигая махровую ткань полотенца, поползла вниз, обнажая соблазнительный изгиб талии и бедра. Добралась до округлых ягодиц, бархатистая кожа которых вдруг покрылась мурашками и, спустившись вниз к стройным ногам, ласково провела по чувствительным впадинкам под коленями.
Она простонала от удовольствия и, сладко потягиваясь, перевернулась на спину. Дерзкие ладони тут же воспользовались открывшимися возможностями и, плавно поглаживая, начали свое путешествие от ключиц вниз, обводя упругие полушария грудей и спускаясь вдоль живота к внутренней поверхности бедер. Подавив легкое сопротивление, чуть раздвинули ноги, лаская и поглаживая, и осторожно коснулись лобка.
Улыбнувшись, но не открывая глаз, девушка лениво подняла одну руку и закинула ее за голову. И томно, приглашающее повела плечом.
Тогда в игру вступили губы. Короткими нежными поцелуями, они проложили дорожку от шеи к груди, розовые соски которой от возбуждения напряглись, превратившись в острые холмики. Шаловливый и умелый язык, принялся выводить вокруг сосков замысловатые узоры. Игривый, влажный, он ласкал ее так изобретательно, доводя до экстаза, что уже через пару мгновений девушка подалась ему навстречу, выгибаясь дугой.
Губы обхватили один из сосков, широкая ладонь накрыла второй, дразня и поглаживая.
- Спайк, - прошептала Баффи.
- Я здесь!
Она почувствовала тяжесть его тела, когда он чуть навалился сверху. Твердость его груди, ни с чем не сравнимый аромат его кожи, нежность его прикосновений.
- Я скучала, - она почти не размыкала губ, и слова прозвучали чуть слышно, но он понял.
И уже не прерываясь, принялся ласкать ее тело.
Девушка чувствовала, что превращается в его руках в послушный инструмент, на котором играют пальцы виртуоза. Он знал каждую ее эрогенную зону, изучил каждую впадинку и выпуклость, умело доставляя несравненное, восхитительное, чувственное наслаждение. Но она хотела большего. От его прикосновений внутри нее разгорался огонь желания, погасить который мог лишь он один. Но, пока что, он не торопился это делать.
Дорожка поцелуев, замысловато путешествующая по ее животу, сменялась игривыми возбуждающими укусами. Мурашки удовольствия на ее коже сдавались нежным прикосновениям ладоней, чтобы тут же появиться вновь, когда нахальный язык найдет еще одну неисследованную им точку на девичьем теле. Сильный мужской торс, слегка потираясь о ее грудь, то касался ее вновь и вновь, то отстранялся, когда ей больше всего хотелось почувствовать на себе его вес.
Она наслаждалась каждой секундой, вдыхая его запах, расслабляясь и отдаваясь в его власть целиком и полностью, уже от одной этой мысли получая такое удовольствие, что готова была плакать от счастья. И в то же время всего этого ей было мало. Голод в ней требовал насыщения, и она уже готова была умолять его заполнить эту пустоту. Но медлила, боясь спугнуть волшебные мгновения, упустить малейшее удовольствие, потерять что-то такое, чего было бы уже не вернуть. А он все продолжал свою сладкую пытку, дразня ее руками, губами, языком… Никуда не торопясь, медлительно и страстно доводя ее до исступления.
И вдруг, скользнул вниз и без предупреждения вторгся в ее лоно влажным, прохладным языком.
Она страстно простонала, подаваясь вперед, раздвигая ноги еще шире, приглашающее приподняв колени. И он коротко выдохнул, отвечая на ее порыв. Приподнял ладонями ее ягодицы, проникая языком еще глубже в пульсирующую влажную плоть, одновременно поглаживая большим пальцем края темно-розовой, исходящей сладким соком расщелины и слегка касаясь набухшего бугорка там, где чувствовалось острее всего.
Она уже кусала губы, не в силах сдержать сладострастные стоны и сминая руками простыню. Выгибаясь от бесконечного, ни с чем несравнимого удовольствия, она впитывала это состояние каждой клеточкой, раскрываясь все сильнее, пока не дернулась с коротким всхлипом, достигнув ошеломляющего, ослепительного оргазма.

Он замер на миг, посмотрев в ее сияющее раскрасневшееся лицо своими пронзительно-синими глазами, словно пытаясь запечатлеть в памяти это мгновение, а потом поднялся выше, скользнув вдоль распластавшегося по простыне в сладкой неге тела, и впился в ее губы жадным поцелуем. Как и всегда, она пахла ванильными карамельками. Невинный вкус детства, упоительно сочетающийся с ее бесстыдной раскрепощенностью в сексе, будоражил кровь, усиливая и без того едва сдерживаемое желание. Он хотел ее всегда. Не важно где: будь то темный переулок за клубом, ярко-освещенная танцплощадка или даже просто дорожка на кладбище, где они патрулировали. Но здесь, в ее крохотной девичьей спаленке, где все было пропитано ею, где не выветривался аромат ее духов и в каждой детали интерьера чувствовался отблеск ее индивидуальности, он не просто хотел ее – он ее бесконечно жаждал.
Она стала его любовью и мукой, неиссякаемым источником наслаждения и боли. Она могла быть жестокой и страстной, могла оттолкнуть, насмеяться, и тут же приласкать или попросить помощи. И он знал, что принадлежит ей целиком и без остатка, и что бы она не творила, этого уже не изменить. Она могла резать его на куски, терзать и рвать его сердце, - и он прощал. Потому, что когда она отдавалась ему – он был счастлив!
Ее сладкие, волнующие, ненасытные губы ответили на его поцелуй, впуская его язык и отвечая ему столь же неистово. Острые ноготки впились в его плечи, привлекая к себе, требуя и настаивая на продолжении. И он тихо рыкнул, проникая в раскрывшуюся только для него плоть твердым напряженным членом. Сплетенные в объятьях, они начали двигаться в полном согласии, в им одним ведомом ритме, словно две разделенные половинки единой сущности, слившиеся после долгой разлуки. Он насыщался ей, пропитываясь ее близостью, вдыхая запах ее волос, ощущая под собой тепло ее тела. Это было абсолютное счастье. То, без чего не стоило бы жить.
Она неразборчиво шептала что-то ему на ухо, временами касаясь мочки уха языком, пропускала сквозь пальцы его волосы, выгибалась, подставляя под его поцелуи шею с бьющейся под тонкой кожей венкой. Она принадлежала только ему, и никому больше. И это было прекрасно. Его восхищали и ее нагота, и полная открытость, и те импульсы, которые она посылала ему, отдаваясь в его власть. Ее округлые колени, которые он придерживал ладонями, чтоб удобнее было проникать еще глубже, даря ей именно то наслаждение, которое она так любила. Ее прикрытые в истоме глаза и прикушенная нижняя губа, когда она пыталась балансировать на пике наслаждения.
Обостренное вампирское чутье дарило ему уникальную возможность замечать мельчайшие детали, и он старался не упустить ничего, еще не понимая, почему это так важно, но отчего-то уже чувствуя, что этот шанс упускать нельзя. Растягивая удовольствие насколько возможно, он упивался совершенством момента, пока не достиг вершины удовольствия, и не излился в нее, содрогаясь в сладостной муке и ощущая, как его накрывает темнота.

Она проснулась с улыбкой, еще не осознавая реальности, но смутно припоминая, что произошло что-то хорошее. Потянулась всем телом, чувствуя поразительную умиротворенность. Вчерашней усталости как не бывало. Отдохнувшее тело было налито удивительной силой, в каждой клеточке бурлила жизнь. Так было всегда после занятий любовью со Спайком.
Баффи повернулась, обнимая рукой подушку и еще ощущая трепещущий где-то на границе сна запах любимого, коснулась пальцем своих припухших искусанных губ, приоткрыла заспанные счастливые глаза, и только потом вспомнила.
Ее вампир уже три года был мертв. Окончательно и бесповоротно.
Чувственные, реалистичные, такие яркие впечатления из ее сна ворвались в подсознание, заставив ее подскочить на постели, порывисто оглядываясь. Как же давно ей не снились подобные сны! И никогда еще они не были столь объемными и фактурными. Словно она действительно провела со Спайком эту ночь. Словно судьба каким-то немыслимым образом сумела повернуть время вспять, сделав ей невероятно щедрый подарок. Иллюзию, которую она будет беречь в памяти еще долгие годы, трепетно оберегая ее от посторонних, лелея и прокручивая в голове снова и снова.
Девушка обернулась, ласково разглаживая смятую простынь и медленно поднялась с кровати. Постояла немного, глядя в пустоту и воскрешая в голове тот последний день в Саннидейле, когда Спайк погиб, спасая мир, и вдруг бурно разрыдалась, уткнув лицо в ладони.
Она понимала, что этот порыв сейчас пройдет. Что ей придется взять себя в руки, собраться и лететь в Денвер, где обнаружились еще одни врата ада, и группа демонов Руха планировала осуществить прорыв сил зла. Знала что это всего лишь мимолетная слабость, недопустимая для Той Самой Истребительницы, но ничего не могла с собой поделать. Ей надо было выплакаться. Излить накопившееся в ней напряжение, которое не отпускало ее ни на минуту все три года. Проявить, наконец, свое горе, которое застыло в ней горькой складкой у рта и навеки окаменевшим сердцем. Иначе она просто не смогла бы уйти из этой комнаты, где была так счастлива этой ночью, и куда она обязательно вернется, в надежде на повторение чуда.

Накрывшая его темнота подступила со всех сторон. И тут же Спайк понял, что это всего лишь его склеп. Очередное временное убежище для изгоя, показавшего средний палец боссам «Вольфрам и Харт».
С горькой усмешкой он поднялся с твердой узкой скамьи, служившей ему сегодня постелью и с тоской поглядел в багровеющий рассвет в крохотном окошке. Контраст между его видением и реальностью был слишком резким даже для него. Особенно если учесть, что сны почти не снились ему с того самого дня, как он понял, что влюблен в Баффи. А сегодня, именно накануне столь важного события, кому-то вдруг вздумалось послать ему еще и это испытание.
Он до сих пор не сумел вычеркнуть свою Истребительницу ни из памяти, ни из сердца. Она так и осталась для него «его» истребительницей, даже после того, как он увидел ее счастливую в Риме. Даже после того, как Персик рассказал ему про разговор о печенье. Он знал, что шансов у него нет никаких. Он так и не сумел заслужить ее любовь тогда, когда заживо сгорал ради спасения ее идеалов, так какой толк мечтать о ней сейчас, когда у него вообще нет никаких козырей на руках? И тем не менее, она продолжала жить в его подсознании неисполнимой мечтой вечного романтика, поэта-неудачника, закончившего свои дни в глухой подворотне Лондона.
И еще раз – в пещере под Саннидейлом.
И еще раз – в битве со злом на окраине Лос-Анджелеса.
Говорят, Бог любит троицу. Возможно, сегодня Господь смилуется над своим заблудшим творением и дарует ему наконец-то вечный покой?
Верный Клем, по-прежнему поддерживающий с ним связь, дал наводку на очередной апокалипсис. Где-то в Денвере демоны Руха собрались открыть последнюю из существующих адскую пасть. Что ж, как знать, быть может, его жертва и на этот раз окажется не напрасной? А если сильно повезет, то эта смерть станет последней в череде его смертей. И, возможно, этот дивный невероятный сон был авансом за очередное спасение мира? Если так, то можно считать, что он не продешевил! Потому что его никчемное существование не стоило и десятой доли того, что он испытал сегодня во сне.
Спайк сглотнул, позволяя себе секундную слабость: вернуться воспоминаниями в прошлое. Смежив ресницы, он снова ощутил рядом ее присутствие, так же явственно, как это было этой ночью. Она всегда будет с ним, в его сердце, что бы ни случилось. И память о ней навсегда останется запрятана в уголках его заново обретенной души.
Вампир открыл глаза и ухмыльнулся, оглядывая свое пыльное мрачное пристанище: убогую клетку одиночества. По крайней мере, сюда ему возвращаться не придется, как бы не сложились обстоятельства. Воскреснет он в очередной раз или нет. Он был сыт по горло своей нынешней нежизнью и уже знал, о чем будет думать в момент смерти. Спасибо Морфею за щедрый подарок!
Запахнув на себе кожаный плащ и хлопнув дверью, Спайк, не оглядываясь, вышел навстречу своей судьбе.