Такими клятвами не играют -
их говорят, истекая кровью.
Такие клятвы нутро ломают -
они ведь вскормлены не-любовью.
Такие клятвы идут от сердца,
идут осколком, взрезая вены.
В неуправляемом ритме «скерцо»
сметают ребра, взрывают стены.
Сказавший клятву заплатит трижды,
заплатит тем, что всего дороже -
ладонь к груди приложив, услышит
как бьется сердце, и стон свой: «Боже…»
В груди была пустота и мрамор,
был только мартовский стылый ветер.
Теперь там будто - открылась рана,
теперь там будто - один на свете.
Под левой бьется – невыносимо,
навылет острой стрелой пронзает.
И персональная Хиросима
и днем и ночью огнём сжигает.
Теперь в груди - будто слишком тесно,
как будто рвется наружу птица…
Зачем всё это? - ты спросишь. Честно?
Все это стоит, чтобы присниться.
Чтобы присниться тебе, родная,
Чтоб стать другим, обрести надежду,
откинуть прошлое, умирая,
и для тебя лишь одной воскреснуть.
Такую клятву, слова такие
лишь настоящий мужчина скажет.
Сломив себя и свою гордыню –
ради того, чтобы ты однажды
его одним одарила взглядом,
улыбкой нежной сквозь боль и слезы...
Ему не надо другой награды.
Отдать себя для него не поздно.
Шагнет навстречу, расправив плечи,
раскроет руки, как будто в гавань…
Не говори ему - время лечит!
Он лучше выпьет любви-отравы!
Шагнет навстречу, подставив душу,
надежду больно в ладони стиснет.
Он скажет – знаю, что я не нужен...
И на кресте, как Христос, повиснет.