– Знаешь, в ту секунду я верил, что она меня любит… – говорил его случайный знакомец, разглядывая свой стакан с бурбоном и перекатывая слова на языке с тем особым британским акцентом, который порой подбешивал Питера. – У нее глаза сияли, а слезы словно подчеркивали эту зелень – яркую, немного болотную, словно утягивающую меня в свою трясину.
– А ты поэт, – хмыкнул Питер. Они пили уже три часа. И были пьяны достаточно, чтобы не обращать внимание на то, что один – оборотень, а у второго не бьется сердце.
– Я был им, – возразил этот странный блондин с остановившимся сердцем, разглядывая его странно и чересчур внимательно для человека, который должен быть сейчас слишком пьян. Хотя… да, уж кем-кем, а человеком его знакомец точно не был.
– Поэт всегда поэт, – пожал плечами Питер, разглядывая дно своего стакана и радуясь, что в Лос-Анджелесе есть бары для оборотней. И для демонов, в целом. Остается только удивляться, как все эти нечистики еще не добрались до Бэкон-Хиллс с его ненормальностью и недавним увеличением сил Неметона.
– При своей жизни я писал плохие стихи, – вздохнул британец, делая бармену знак повторить. – А ей не нравились и те, что я посвятил ей в посмертии своем.
– Ты же двигаешься, – посмотрел на знакомца Питер. – Говоришь, думаешь… – Он мотнул головой. – И много чего еще… Так неужели тебя можно считать мертвым?
– Ты когда-нибудь умирал? – уточнил блондин и прищурился. – Умирал? Правда? Нет, приятель, ты не настолько везуч, как мне показалось сначала. И что? Почему ты все еще жив?
– Меня воскресили, что очевидно, – пожал плечами Питер. – А ты, кажется, тоже умирал… Не так, не превратившись в вампира… За этим стоит что-то большее, так?
– Я сгорел, – пожал плечами англичанин. – Ради той невероятной женщины, которую любил всем своим существом…
– Обычно говорят «всем сердцем», – заметил Питер.
– Но мое сердце не бьется, – хмыкнул блондин. – Зато моя душа, моя демоническая составляющая и то, что делает меня мною, человек я или нет, тянутся к ней и поныне.
– Понимаю, – вдохнул Питер, залпом допивая свою порцию виски с аконитом.
– Хотя, – нахмурился блондин, – сначала я искренне хотел разорвать ей глотку. Убить еще одну Истребительницу. Она стала бы третьей в моем списке… Но глупое сердце влюбилось в нее еще тогда, когда я первый раз увидел ее на танцполе…
– Ты же говорил, что сердце твое мертво и влиять на поступки не может, – хмыкнул Питер.
– Плевать, – покачал головой британец. – Плевать! – И довольно пафосно продекламировал: – И за тело мои боролись сердце и бес! Я утонул в этом солнце, но все же воскрес!..
– Солнце? – вздернул бровь Питер. – Эта та штука на небе, что сжигает вампиров?
– Не, – помотал головой блондин. – Это женщина… Солнечная женщина из солнечной долины, солнечного городка, что стоял над Адской Пастью…
– Землетрясение, разрушившее город Саннидейл десять лет назад, – кивнул Питер, почти медитируя над своим стаканом.
– Это я горел, – тихо вздохнул вампир и снова начал читать стихи: – Вся память, любовь моя – в пожаре сплетенных рук.
– Ради женщины… – тяжело вздохнул Питер.
– Ради женщины… – вторил ему блондин и посмотрел на собутыльника. – Ты тоже влюблен.
Он не спрашивал. А Питер почему-то хотел ответить:
– Ей шестнадцать, – сказал он тихо. – Дитя.
– Моя солнечная женщина, – блондин улыбнулся мечтательно, – в шестнадцать первый раз умерла… И уничтожила одного из самых сильных вампиров. Мастер не смог противостоять ей… Моя невероятная, солнечная женщина… Я встретил ее через несколько месяцев после этого… И она была невероятна. И я полюбил, хоть и отказывался признаваться самому себе.
– Она банши, – добавил Питер. – Пробуждена мной.
– О, друг, – покачал головой британец. – Тогда тебе не повезло. Банши стервозны по природе своей. Ты пробовал за нее бороться?
– Со стервозной по природе своей банши? – ухмыльнулся Питер и добавил: – Она почти не видела меня с того момента, как я воскрес. С того момента, когда она меня воскресила.
– А ты ее? – проницательно уточнил его знакомец.
– Мой племянник зовет меня сталкером, – хмыкнул Питер и потянулся за своим стаканом. – Твое здоровье!
– Завоюй ее, – серьезно сказал блондин. Он нетрезв, но в глазах проскользнуло что-то такое – непоколебимо-уверенное, с чем спорить сложно. – Ты сможешь. Если любишь ее, конечно, а не просто увлечен милой мордашкой и короткой юбочкой школьницы.
– А что же ты не завоевал ту, ради которой горел? – спросил Питер насмешливо.
– А кто сказал? – хмыкнул блондин, бросая на стойку деньги. – Выпей. И иди к своей банши.
В бар зашла невысокая блондинка и насмешливо глянула на знакомца Питера. Британец подошел к ней, обнял за плечи и что-то тихо сказал. Она улыбнулась – насмешливо в лицо блондину, влюбленно, когда тот на мгновение отвернулся.
Питер сделал знак бармену повторить и задумался о том, что бывает такая любовь – когда ты готов сгореть ради нее. А готов ли он броситься в огонь ради Лидии?.. Нет. Определенно, нет. Снова через эту огненную муку он пройдет ни за какие богатства мира. Но все же…
Кажется, когда он возвратится домой, стоит попытаться извиниться. Хотя бы извиниться.