Она не знала, почему опять оказалась здесь. Хотя нет, знала. В споре разума и желания победило второе. Но вряд ли сегодня Баффи получит свою порцию чувственных наслаждений, кажется, в последний визит она переборщила с частью «прощальных» ругательств, а Спайк принял все слишком близко к сердцу. Небьющемуся сердцу. И что вообще для бездушных эгоцентричных вампиров – обида?
Ладно, последнее было отговоркой, оправданием собственной жестокости и трусости. Баффи прекрасно знала, что в отношении эмоций Спайк даст фору и ей, особенно сейчас, когда она сама себе напоминала гранит, бесчувственный кусочек камня, неуязвимый и неживой. Спайк же любил её, глупо отрицать это. Пусть сам вышеозначенный вампир и не узнает о её выводах, но Истребительница, страдающая склонностью к самообману, готова была наконец-то согласиться со ставящим в тупик фактом, что Спайк где-то эгоистично, а где-то и сильнее чем иной человек любил её. А она совершенно не представляла, что с этим делать. Могла ли она принять эти чувства? Нет. И дело упиралось даже не в то, что он был демоном. В конце концов, в её личном списке бойфрендов значились: душевный вампир, теряющий душу и превращающийся в маньяка-садиста, лживо-слащавый бабник и мальчик военный, не сумевший смириться с её сущностью, в связи с чем пункт «пусть бездушный, но хотя бы мужчина» не стоило называть провальным в сравнении с другими. Нет, просто она ничего не чувствовала, совсем ничего. А значит, давать Спайку ложную надежду стало бы худшим из того, что Баффи могла сделать. Она не хотела его использовать и, наверное, ей следовало бы отказаться от этой связи. Но не хватало силы воли, мужества уйти от единственного, кто на мгновения заставлял почувствовать себя живой. И даже сейчас, когда Спайк, как разъяренный зверь, метался по склепу, не зная выставить её или все-таки поговорить, рядом с ним Баффи было спокойно.
- Все еще не знаешь: трахнуть меня или убить, Истребительница? – кажется, что-то похожее она сказала в их последнюю ссору. Иногда Баффи думала: почему же он не может выгнать её, разлюбить, уехать из Саннидейла, ему было бы лучше, проще и не больно. Но вампир спускал ей с рук все обиды, угрозы и удары и упрямо оставался.
- Нечего ответить? – он усмехнулся, взял в руки бокал. – Неразрешимое противоречие, правда? О, я хорошо помню этот период, момент, когда осознал, что влюбляюсь в тебя… - Спайк замолчал, словно что-то припоминая, но продолжил: - Я разрывался между желанием свернуть твою шейку и поцеловать тебя. Правда, отдай мне должное, я не так лицемерен, как ты, и хотя бы быстро признал свои чувства. А ты чертова Королева стадии отрицания, психологи были бы в восторге.
- Я не люблю тебя, Спайк, и не влюбляюсь в тебя, и я не смогу дать тебе того, что ты хочешь, - она, правда, не хотела ругаться, она хотела раз и навсегда покончить с этим, чтобы им обоим стало легче. – Так почему ты все еще на что-то надеешься?
- Я миллион раз повторял тебе, что люблю тебя.
- Так разлюбил бы и нашел другую, более сговорчивую, чем я, - Баффи вовсе не была уверена, что ей нравится этот вариант.
- Серьезно? Разлюбить? Я, знаешь ли, пытался одно время. Так, не заслуживающий внимания эпизод с огнестрельным оружием и заплаканными глазками.
Тишина повисла между ними. Спайк словно бы порывался что-то сказать, но останавливал сам себя. Присев на саркофаг напротив кресла, в которое с ногами забралась Баффи, он наконец-то прервал молчание:
- Знаешь, luv, хотя ты вряд ли понимаешь хоть что-то в правилах приличия, судя по твоей привычке входить без стука, я все же вспомню о них и побуду гостеприимным хозяином. Жаль, сегодня я не могу «развлечь» тебя как обычно, - он пожал плечами, одновременно расстроенный, злой и язвительный, не лучшее сочетание. – Но, могу рассказать одну кровавую сказочку на ночь.
Баффи изогнула бровь, всем своим видом выражая внимание и готовность услышать историю:
- Сказочки от Уильяма Кровавого, это что-то новенькое. Мне почему-то кажется, что я не смогу потом убаюкать ими собственных внуков.
- Будешь слушать?
- О, конечно, мой клыкастый Олле Лукое. Я благоговейно заткнулась, - она подняла руки вверх, признавая капитуляцию.
- В незапамятные времена, - хрипловатый голос Спайка действительно радовал слух, - в одном туманном и темном городке, жила-была девушка, её звали «Лили» и она считалась лучшей куртизанкой нового Лондона. Его же звали Фрэнк, и он оставался вампиром с 1892, – казалось, что он не рассказывает историю, а словно вспоминает что-то. – Они встретились в один осенний вечер, он искал себе жертву, она высматривала клиента. И судьба толкнула их в объятия порока и друг друга. Но она не стала в эту ночь жертвой, а он оказался тем, кому Лили отдалась по доброй воле, не спросив с утра причитающихся денег «за работу». Ему нравилось то, что она была милой, веселой, живой и своенравной, - он посмотрел на Баффи, ухмыльнулся и вернулся к рассказу: - Ей нравилось, ну, по сути, он был единственным, «с кем» ей нравилось. Вампир бывал нежным, бывал грубым, но никогда не относился к ней жестоко. Он хотел от нее участия и тепла, а она нашла в нем успокоение, - Баффи определенно не ожидала услышать ничего подобного, она думала о кровавой саге или истории с эротическим сюжетом, но определенно не об этом, а рассказчик в это время продолжал повествование:
- Им было хорошо. И спустя год, и спустя два. И после. И даже когда он окончательно забрал её с собой, то ли в качестве жены, то ли в виде домашней зверушки, она по-прежнему испытывала благодарность, - Спайк замолчал, подлил себе виски в бокал и вновь заговорил: - Трудно было назвать их семьей или идеальной парой, взаимовыгодным сотрудничеством, возможно. И когда он доставлял ей наслаждение сотней и еще одним способом, и когда она разрешала ему пить свою кровь после этого, - отчего-то Баффи стало жарко после последних слов, и перед глазами промелькнули картинки их недавних «встреч».
- Они были друг у друга, а у них - теплые вечера за просмотром телевизора или за «занятиями». Они ссорились иногда, один раз он приковал её наручниками к кровати и не отпускал три дня, познавательные во всех смыслах три дня, чтобы почувствовать ценность свободы и узнать о пристрастиях в сексе разгневанного вампира, - ну, возможно она и поспешила с выводами об отсутствии эротического подтекста.
- Бывали моменты, когда они пытались построить свою жизнь вдали друг от друга, но попытки провалились все, как одна. Ни один мужчина не мог простить ей прошлое, ни одна женщина не желала принимать его суть, - почему-то герои этой истории все больше и больше напоминали Баффи их со Спайком. Он продолжил: - Поэтому из дружеско-неясных их отношения стали почти семейными. Он не пытался её обратить, она не требовала от него грандиозного будущего и, казалось, вообще не строила планов, предпочитая жить настоящим, - блондин задумался: - и в этом настоящем была, пожалуй, насколько это в принципе возможно для людей, близка к состоянию счастья. Вампир, оставаясь мужчиной, просто радовался присутствию красивой женщины рядом, - Спайк отсалютовал ей бокалом. - Они изучили друг друга до мелочей, до каждой родинки, черточки и привычки, до мелкой мерзкой и удивительной подробности, проникли друг другу в головы и делили одну кровь на двоих. Они никогда не говорили о любви. Но разве могло для них быть что-то большее, чем это? – он снова замолчал, позволяя ей подумать про «что-то большее». А она не знала, она ничего не знала, её мир столько раз переворачивался с ног на голову, что сказать, где верх, где низ, не представлялось возможным. А Спайк, Спайк был рядом и удерживал ее на краю, то ли не давая прыгнуть в пропасть, то ли не отпуская обратно на небеса. Жизнь, которую он описывал, казалась совершенно ненормальной, но такой заманчивой. Так легко было представить себя на месте Лили, любить, не взирая на недостатки любимого, и не терзаться муками совести, принимать его таким, какой он есть. Но разве Баффи сумела бы так? Нет, она по-прежнему не знала ответов.
Спайк вздохнул, посмотрел на нее, притихшую и задумчивую:
- Наша история близится к завершению, Истребительница. Тебе недолго терпеть мое общество. Итак… Однажды он вернулся и обнаружил окровавленное и истерзанное тело девушки на кровати. Зеркала отразили его перекошенное от боли лицо и её уже не видящие глаза и разбились тысячами брызг от удара. Он перегрыз глотки тем, кто сотворил с ней такое. А потом каждый день приносил по лилии на маленький холм около кладбища, где они часто бывали вдвоем. И говорил в пустоту о том, как ему её не хватает и как он любит её, - Спайк болезненно вздохнул и вздрогнул, будто отгоняя дурные воспоминания.
- И однажды, когда его прах стал частью этого мира, на их холме выросла тигровая лилия, как знак того, что где-то она услышала о его любви и где-то они, может быть, счастливы.
Вампир умолк, встал и подошел к маленькому окошку. Да, о таком окончании истории Баффи не думала, сказка оказалась печальной и даже… трогательной? И последняя часть с погибшей девушкой - трудно было не провести параллели с событиями этого лета. Неужели он, и вправду, ходил на её могилу?
- Ты спрашивала, Баффи, почему я не могу разлюбить тебя, уехать, найти другую. Я отвечу, - Спайк повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. – Однажды я потерял тебя, любимая, но даже смерть не убила мою любовь. И ты думаешь, что найдется что-то более непреодолимое, чем Странница с косой, чтобы заставить меня уехать и разлюбить тебя? Ты спрашивала: на что я надеюсь. Я не надеюсь, Истребительница, ни на что. Но один раз я уже потерял тебя и не желаю повторения. И, пока ты не выберешь второй вариант в своем неразрешимом вопросе, я буду рядом, хочешь ты того или нет, - он замолчал, усмехнулся и снова заговорил:
- Но вся чертова ирония в том, что ты могла бы быть счастлива со мной, если бы призналась в своих чувствах сама себе…
Она не могла обманывать его, она не хотела обманывать его.
- Прости, Уильям, но я не чувствую ничего…
Баффи поднялась с кресла и, не оборачиваясь, вышла из склепа.
***
По дороге домой она наткнулась на гнездо демонов и подумала, что доза физической нагрузки не помешает, как и вымещение накопившегося раздражения. Вампиров обнаружилось много, и они окружили её - не лучший сценарий для завершения вечера. Баффи распылила пятерых, но трое самых сильных по-прежнему оставались в числе немертвых, а усталость постепенно давала о себе знать. В какой-то момент Истребительница начала думать о стратегическом отступлении, но появился Спайк. Совместными усилиями они завершили зачистку гнезда.
Он улыбнулся ей, синие глаза светились от восторга после хорошей схватки.
- Будешь должна мне, Истребительница.
Удивленный взгляд, острие кола виднеется в районе грудной клетки, секунда – и лишь прах оседает на кладбищенскую траву.
***
Баффи просыпается от крика, сердце бешено колотится, сжимается и болит. Судорожные рыдания не дают вздохнуть. Это был сон, Спайк жив, но ощущение потери так ярко, так реально. Она чувствует эту боль, боль бесконечной разлуки с тем, кто небезразличен. Она чувствует. Она снова чувствует. Она не хочет быть как Фрэнк, она не хочет шептать признания безответному небу. Она не камень. Она не использует Спайка, она влюблена в него. И, пусть это открывает новый ряд неразрешимых вопросов, возможно, у их сказки будет счастливый конец.